Александр - Страница 54

Такая тесная и плодотворная работа учителя и ученика, в совокупности с отсутствием обещанного отцом специалиста для организации медицинской лаборатории, побудили Бориса Семеновича, обычно очень сдержанного в рекомендациях, поведать Саше о тяжелой судьбе Николая Ивановича Пирогова. Тот как раз в эти время являлся попечителем Киевского учебного округа, где безрезультатно бился над реорганизацией учебного процесса. Впрочем, на предыдущем посту в Одесском учебном округе он продержался не долго — выжили из-за того, что Николай Иванович попытался поставить "на крыло" совершенно раскисшую и не дееспособную учебную деятельность на подведомственной ему территории. Но чиновники оказывались выше здравого смысла. Сам Борис Семенович с Николаем Ивановичем не переписывался, но был в курсе его деятельности и очень переживал за одного из самых талантливых медиков Российской империи. Александр отреагировал совершенно предсказуемо. Во-первых, обложил мысленно себя матом за то, что эта фамилия совершенно вылетела у него из головы. А во-вторых, написал письмо отцу, где просил приставить к нему в качестве учителя Николая Ивановича, о котором он был наслышан как о крайне одаренном враче. Память Саше подсказывала, что Пирогова держат так далеко от столицы неспроста — за этими "репрессиями" стоят довольно прозрачные интриги недоброжелателей. Поэтому обращался напрямую, указывая в письме все те заслуги, которые к тому времени числились за известным врачом. Саша понимал, что отказывать сыну Александр Николаевич в такой мелочи не станет.

Долго ли, коротко ли, но 28 мая 1859 года пришло письмо от отца с обещанием помочь в этом вопросе. Ну и служебная записка на имя Левшина с заданием разобраться со случившейся загвоздкой. В общем, Алексей Ираклиевич несколько не ожидал такого хода, настолько, что даже слегка расстроился, заявив, что с такой мелочью они и сами могли бы разобраться. Да и не подводил он его еще ни разу. Что было чистой правдой. Из чего Саша сделал вполне закономерный вывод — слушать Якоби и отголоски своих воспоминаний в политических вопросах не стоит, так как дурного насоветуют. То есть — своей головой надо думать, по ситуации. Повинившись Левшину, что наслушался дурных голов, которые переживали за выдающегося ученого, узнал много нового о характере этого человека, весьма непокладистом, от которого, по большому счету, все проблемы у него и шли. Так что, очень аккуратно пришлось Саше "посыпать голову пеплом" и признавать, что поступил, не проверив информацию, что в его положение было крайней не взвешено. Но урок получил хороший.

Не успели улечься проблемы с Якоби и Пироговым, которому уже отписали явиться в Москву, как прибыл Путилов и Обухов в лучшем жанре "двух из ларца, одинаковых с лица". Сказать, что они пребывали в приподнято-восторженном состоянии, значит — ничего не сказать. У них получилось выплавить в тиглях ряд стальных сплавов, которые вспомнил Саша, и результаты их серьезно поразили. А эксперименты с мартеновской печью вообще убили наповал. Получалось, что одним махом Россия получала самую передовую технологию выделки стали в мире, причем довольно простую.

— Алексей Ираклиевич, что вы от меня хотите?

— Я хочу знать тех, с кем вы советуетесь. Ваш отец не на шутку обеспокоен.

— Я понимаю.

— Нет, вы не понимаете. Я, нет, мы все просто в глубоком недоумении — откуда вы берете все эти новшества? Я опрашивал Медведева, он говорит, что вы знали, что нужно делать, но не знали как. Откуда? Якоби вообще готов на вас молиться — вы, по его мнению, указали на очень перспективное научное направление в электротехнике. Авдеев также подтверждает, будто вы знали, что должно получиться. Вы не экспериментировали и не искали — вы знали. Твердо. Убежденно. Но знать никак не могли, так как этими вопросами никогда не занимались. Да и малы вы еще для столь поразительных открытий. А теперь еще одиозного Пирогова пригласили. Что вы задумали изобрести или открыть с его помощью? Или если не вы, то кто? У вас есть советчики?

— Это допрос?

— Что вы, ваше императорское высочество, конечно нет.

— Тогда я могу вам не отвечать?

— Ну что вы, Ваше императорское Высочество, — Левшин был предельно вкрадчив, — у вас просто нет других вариантов. Вы обязаны мне ответить, причем, правдоподобно. Ваш отец всерьез обеспокоен. Слишком быстрое взросление, как телом, так и умом, а также поразительные успехи в науках. С одной стороны это хорошо, но с другой — это в высшей степени странно. Мало этого, до десяти лет за вами этого не наблюдали. Что мы должны думать?

— Кто мы? Алексей Ираклиевич, я вас не понимаю. Вы так говорите, будто обвиняете меня в чем-то.

— Александр, последней каплей наших подозрений стал инцидент с Путиловым и Обуховым. Я внимательно изучил письма, которые вам приходили по конкурсу, но не смог найти там даже десятой части того, что вы передали этим, безусловно, талантливым людям. Но это было бы полбеды, однако, что Николай Иванович, что Павел Матвеевич в один голос говорят, что материалы, предоставленные вами, работают. И это очень важно. Его Императорское Величество обеспокоен. Ряд влиятельных групп при дворе открыто заявляют, что в возрасте десяти лет вас подменили. Кое-кто поговаривал, что вы одержимы, однако, чудо, что вы явили в храме Михаила Архангела при свидетельстве митрополита, сняло с вас подобные подозрения. По крайней мере, они перешли в категорию слухов.

— Не слишком ли много подозрения? — Александр сохранял на лице легкое недоумение, граничившее с раздражением, впрочем, действительно нараставшим. Вместо ответа Алексей Ираклиевич достал из внутреннего кармана письмо и передал его Саше — лист гербовой бумаги, исписанный хорошо знакомыми мелкими буквами с резко выступающими вертикальными частями. Это было письмо, собственноручно написанное отцом Саши — императором Александром Николаевичем. Его содержание удручало. Великий князь дважды перечитал текст, после чего не спеша подошел к креслу и с задумчивым видом сел в него. Император просил Левшина выяснить причину столь разительных изменений в Саше. Он должен был как-то реагировать на все нарастающие бурление британской партии при дворе. Впрочем, французская и германская партии, также проявляли повышенный интерес к Саше и делам, которыми он занимается.